В России мало кто знает, что именно американский президент Джон Кеннеди сказал, что «у победы сотня отцов, но пораженье — сирота» (victory has 100 fathers and defeat is an orphan), но при каждом удобном случае любят повторять этот афоризм. Он, можно так сказать, даже стал народной поговоркой.
Впрочем, применительно к массовым протестам за честные выборы в 2011-2012 гг. эта поговорка, кажется, не работает. Все признают, что тогда произошло поражение, но многие до сих пор борются за статус отца этого поражения.
Тогда, напомню, впервые в новейшей истории России на протяжении многих месяцев на улицы и площади Москвы и других крупных городов выходили десятки и сотни тысяч возмущенных граждан, которые мирно, но настойчиво требовали уважения своих прав.
Волна всеобщего гражданского воодушевления сменилась через год унынием, когда начались уголовные дела и полицейское насилие с ответной стороны, когда начало сокращаться пространство свободы — стали закрываться или менять владельцев СМИ, которые по сути поддерживали протесты, стали терять работу и подвергаться скоординированной травле общественные деятели, выступавшие со сцены этих митингов. Редкие депутаты Государственной Думы (той самой, что была избрана с фальсификациями), вынуждены были уехать из страны.
Все следующие десять лет по сегодняшний день стали реакционным ответом Кремля на внезапное унижение тех дней. Нарастающие репрессии, вереница уголовных дел, «иностранные агенты», прокси-войны, более токсичная пропаганда государственных телеканалов — все это следствие тех мирных митингов.
И если уж российская власть сделала митинг на Болотной площади 10 декабря 2011 года своей отправной точкой в рассуждении, то неизбежно должна была это сделать российская интеллигенция, которую последовательно отчуждали от государства все эти десять лет. Что говорила пропаганда? Вся эта интеллигенция, что ходила тогда на митинги, она за Запад, геев и Украину, а простой трудовой народ — против.
Поэтому неизбежно каждый год в декабре к очередной годовщине тех событий многочисленные отцы того поражения в российской интеллигенции (включая вашего покорного слугу) занимаются болезненной рефлексией на тему, что же мы сделали не так.
Оставим в стороне несколько карикатурное замечание, что болезненная рефлексия — вообще наследственная травма русского интеллигента, еще со времен пьес Чехова. И давайте зададим лучше вопрос: нет ли в этом рассуждении логической ошибки?
Когда мы задаем вопрос «почему оппозиция в России проиграла в 2011 году», мы ipso facto предполагаем, что она могла выиграть, если бы приняла какие-то другие решения. Среди наиболее популярных таких развилок называют проведение несогласованного митинга у стен Кремля вместо согласованного на Болотной площади (на стратегически неудобном острове посреди Москвы-реки) и отъезд лидеров оппозиции на новогодние каникулы.
Но, пожалуй, стоит для разнообразия задать и такой вопрос: а могли ли вообще победить те протесты?
Сейчас все больше кажется, что нет.
Такого сценария просто не было. Российское общество 10 лет назад было совсем другим. Наиболее массовые митинги в 2009-2010 гг., если не считать одной акции футбольных хулиганов-националистов, собирали 100-200 человек — и подавляющее большинство людей имели ноль опыта политического действия (если не брать тех людей старшего возраста, кто выходил на митинги еще во времена распада СССР). Не было и опыта выстраивания горизонтальных связей — юридической помощи задержанным, финансовой помощи людям и организациям, подвергшимся репрессиям.
Для сегодняшних 20-летних в России отправить пожертвование гонимому медиа (пусть даже в размере нескольких долларов в месяц) и сходить на несогласованный митинг так же естественно, как почистить зубы. 10 лет назад все это было в новинку.
Гражданское общество только формировалось, было в своей детской фазе, наивным и немного ложно оптимистичным.
Не дайте своим глазам себя обмануть, впрочем. Если смотреть со стороны кажется, что разница между Россией-2021 и Россией-2011 минимальна. Ведь сейчас после того, как Навальный оказался за решеткой, его организацию разгромили, а на все независимые СМИ налепили маркировку иностранного агента, вновь кажется, что ничего не происходит и все затихло.
Это не так. Разница огромна. Тогда политики не было на повестке, и вдруг на эмоциях вышли на улицы сотни тысяч людей, настроенных скорее благодушно.
Сейчас политика есть, о, она точно есть. Да, она удушена, спрятана под ковер, чтобы не мозолила глаза, но от этого люди только злее.
Представьте, что в каждом крупном городе у вас есть резерв в сотни тысяч человек, у которых есть опыт прямого политического действий, опыт солидарности, опыт пожертвований, опыт подписанных петиций (а если брать их родственников, друзей и коллег, то еще больше). А главное есть накопленный эмоциональный багаж.
Да, Болотная проиграла. Да, Болотная не могла выиграть. Но она стала отправной точкой, триггером для двух вещей: репрессивной, агрессивной политики Кремля с одной стороны; своего рода университетом гражданского общества — импульсом к обучению политическому действия для множества людей в интеллигенции и среднем классе.
Это как в философии Гегеля — тезис и антитезис.
И какой будет синтез пока не знает никто.
