Сообщила в медсанчасть о том, что беременна, дескать, подумала, что медсанчасть как-нибудь уж доведет эту радостную новость до начальства, и не явилась. А ей шесть лет тюрьмы. Прокурор напирал на то, что довольствие получала, со службы не уволилась, Отечество в опасности, а она – вишь ты дрянь какая! – беременна.
Всякая женщина, которая была беременна, и всякий мужчина, у которого когда-нибудь была беременна жена, скажет, что требовать от беременной женщины последовательных действий нельзя. Там гормональная перестройка организма, там малоизученные процессы в мозгу, там внезапное желание съесть соленых огурцов с медом, там жизнь зарождается – куда она должна явиться?!
В нормальной жизни все окружающие беременную женщину люди относятся к ее причудам с пониманием и даже умилением. Соленых огурцов с медом хочешь? Конечно, вот тебе соленые огурцы с медом. Корицей еще все это посыпать? Конечно, вот корица. Горчицей со взбитыми сливками сверху помазать? Конечно, вот тебе и горчица, и взбитые сливки. Выкинуть эту гадость? Уже выкинули!
В нормальной жизни люди неразумным поступкам беременной женщины умиляются, потому что неразумие это – явный симптом чуда, недоступного половине человечества.
Попробуйте-ка вы родить ребенка. Вот вы генерал, или маршал, или даже целый верховный главнокомандующий, изничтожать людей сотнями и тысячами – в ваших силах. Гробить людей взводами, ротами, полками или целыми дивизиями вы можете. Стирать с лица земли города – это вы с легкостью. А произвести на свет одного маленького малыша – никак нет.
Это в нормальной жизни люди так рассуждают. В мирное время. Война переворачивает все с ног на голову. Во время войны мужчины, которые ведут ее, сознательно или бессознательно стремятся утвердить смерть как серьезное и почетное дело, а жизнь стараются принизить, выставить в лучшем случае нелепостью, а то и предательством. Как же так, дескать, весь народ тут сплошь идет на смерть, а некоторые несознательные элементы имеют наглость рождаться и хотеть молока!
С точки зрения мужчин, ведущих войну, поступок ефрейтора Кабалоевой – это даже хуже, чем предательство, – это наглядная демонстрация тщеты всех этих парадов, знамен, салютов и громокипучих речей. Дескать, мы тут геополитику вершим, а бабы вон чего задумали – детей рожают – пеленки, какашки, отрыжка, и это еще зубки не начали расти.
Мужчины, ведущие войну, воспринимают тот факт, что беременная женщина интересуется своей беременностью и больше ничем другим, как оскорбление. Мужчинам обидно, что женщина поступила в армию не для того, чтобы чеканить шаг по площадям вражеских столиц, а для того, чтобы получать верное денежное довольствие, ни в каких боевых действиях не участвовать, а купить на довольствие муки и сыра и испечь три осетинских пирога, чтобы отпраздновать день рождения ребенка.
Мужчинам обидно, потому что в глубине души они знают, что ефрейтор Кабалоева занята правильным делом, а все они, все эти генералы, прокуроры и судьи, заняты людоедскими жестокими пакостями.
Во время войны смерть всегда пытается доказать жизни, что умирать почетно, а жить постыдно, примерно, как ковырять в носу. Иногда ненадолго кажется, что смерть побеждает в этом споре. Но только ненадолго.
