Результаты прошедших в Грузии парламентских выборов трактуются оппозиционными силами, которые выступили на них хуже ожиданий, как «победа Путина». С ними можно было бы согласиться, но, как однажды заметил Владислав Иноземцев, для проигрывающих политиков Путин стал крайне ценной фигурой: он считается настолько всесильным, что на него можно списать любое поражение. Поэтому выборы особенно интересны не тем, какую роль в их исходе сыграли «Путин и его марионетки», а с какой мотивацией в нем приняли участие грузинские избиратели.
Мотивы
Выборы в Грузии подавались как судьбоносные: избирателям предстояло решить, будет ли страна двигаться в сторону Европы или сближаться с Россией. Главным результатом голосований, однако, можно считать пересмотр отношения к этой дилемме как к чему-то очевидному. Переменной оказалась не Россия, чья популярность среди грузин не возросла, а сама Европа и ее привлекательность.
Грузинское общество остается проевропейским, гражданам страны не нужны визы для поездок в ЕС, и сотни тысяч грузин постоянно живут в Европе. Для большинства их идентичность неотделима от европейской. Тем не менее оптимизм в отношении ЕС снизился. Даже с учетом многочисленных нарушений и «сложной схемы фальсификаций» на выборах, установленных наблюдателями, правящая партия «Грузинская мечта» набрала по меньшей мере 40% голосов (при официальных итогах — 54%). И такой результат — знак кризиса для проевропейских партий.
Обусловлен он, во-первых, возросшей осторожностью граждан по поводу европейского курса страны, которой умело воспользовалась «Грузинская мечта». Она не случайно проводила наглядные параллели с Украиной, намекая, что особо ретивых на пути в Европу могут ждать проблемы, в решении которых ЕС или НАТО не помогут. В грузинском обществе распространено мнение, что западные страны решают свои конфликты с Россией чужими руками, и они будут рады, если таких «рук» станет больше. Поэтому правящая партия уверяла сограждан, что если победят оппозиционныы силы, они непременно втянут страну в войну, откроют «второй фронт» против России. И многие эту наживку проглотили и показали, что страх перед войной перевешивает привлекательность Европы.
Во-вторых, с начала войны значительно возросла экономическая зависимость Грузии от России — из-за санкций и торговых ограничений, введенных против России западными странами. Россия играет ведущую роль в грузинском экспорте: на ее долю приходится 65% экспорта виноградных вин, 47% — минеральных и пресных вод, и 34% — алкогольных напитков. Кроме того, заметно увеличились поставки российских энергоносителей: за первые три квартала 2024 года Грузия импортировала рекордный объем газа, что поставило Россию на второе место после Азербайджана среди поставщиков. В период с января по июль текущего года Россия стала вторым по величине торговым партнером Грузии после Турции, достигнув товарооборота в 1,4 млрд долларов.
К этому добавляется значительное экономическое присутствие российских граждан, которые зарегистрировали в Грузии около 40 тыс. фирм (8% от всех зарегистрированных в стране). В 2023 году доходы Грузии от России — за счет туризма, денежных переводов и экспорта — достигли 3,1 млрд долларов, или около 10% ВВП. Только за прошлый год Грузию посетили 1,4 млн россиян (20% от общего числа туристов), а для граждан Грузии был расширен безвизовый режим для поездок в Россию. Кроме того, Грузия стала важным звеном в цепочке поставок санкционных товаров в Россию, включая автомобили и микрочипы, что приносит доход тысячам грузинских предпринимателей и посредников. На этом фоне наблюдается значительный рост экономики и уровня благосостояния: с 2021 по 2023 годы ВВП увеличился на 62%, среднемесячная зарплата — на 36%, доходы государственного бюджета — на 46%.
Учитывая эти обстоятельства неудивительно, что некоторые положения, например, программы оппозиционного объединения «Сильная Грузия», такие как ограничения на трудоустройство россиян в Грузии, запрет авиасообщения с Россией или введение визового режима для граждан России, не получили широкой поддержки среди грузинских избирателей.
В-третьих, несмотря на общий европейский курс (поддерживаемый 89% граждан), значительная часть грузинского общества разделяет консервативные взгляды, на которых успешно сыграла «Грузинская мечта». Партия активно выступала за защиту общества от «пропаганды и популяризации ЛГБТ», и этот посыл нашел отклик у многих избирателей. Согласно данным Всемирного обзора ценностей, Грузия занимает 82 место среди 88 стран по уровню толерантности, и 90% респондентов осуждают гомосексуальность. Не случайно за несколько дней до выборов вступил в силу закон о запрете ЛГБТ-пропаганды, а Грузинская православная церковь, пользующаяся высоким доверием грузин, сообщила, что поддерживает выбор, который «принесет Грузии прочный мир и укрепит христианские и семейные традиций».
В-четвертых, несмотря на разворот «Грузинской мечты» в сторону России и решение лидеров ЕС приостановить процесс евроинтеграции Грузии, правящая партия продолжает позиционировать себя как сила, способная привести страну в ЕС, но на собственных условиях — с сохранением независимости, суверенитета и традиционных ценностей. Более того, она обещает достичь этой цели к 2030 году, а премьер-министр Ираклий Кобахидзе накануне выборов заявил, что «Европа всегда была естественным выбором для Грузии и грузин». Такие заявления укрепляют веру значительной части избирателей в проевропейском курсе партии, особенно с учетом активной ее поддержки премьер-министром Венгрии Виктором Орбаном. Он первым из иностранных лидеров поздравил «Грузинскую мечту» с победой еще до объявления итогов выборов, поспешил посетить страну сразу после их завершения и указал европейским коллегам, что «Грузия — консервативное, христианское и проевропейское государство», которое не нуждается в «бесполезных поучениях» от ЕС.
Альтернативы
Противопоставить всему этому грузинским проевропейским политическим силам пока нечего. Они активно критикуют пророссийский курс «Грузинской мечты», обвиняют основателя и почетного председателя этой партии Бидзину Иванишвили в предательстве национальных интересов и обещают вывести Грузию из экономической и политической орбиты России, вернуть страну на европейский путь. Но подобные заявления оставляют без ответа ключевые вопросы: каким образом при «замещении России Европой» планируется сохранить темпы экономического роста и уровень благосостояния, достигнутый за последние годы? Насколько готовы оппозиционные партии к возможной эскалации отношений с Россией, которую Грузия на официальном уровне считает оккупантом своих территорий?
Экономические показатели также не на их стороне. С момента подписания соглашения об ассоциации с ЕС прошло 10 лет, но доля ЕС в грузинском экспорте снизилась с 22% до 12%, а прямые инвестиции из европейских стран в 2023 году так и не достигли уровня 2014 года, не превысив 700 млн долларов. Торговый баланс с ЕС остается стабильно отрицательным, что ставит под сомнение быструю и успешную замену российских экономических связей европейскими.
Безусловно, финансовая поддержка со стороны ЕС играет важную роль в устойчивости экономики Грузии. Но основная часть этой помощи в 2019–2024 годах (517 млн евро) была предоставлена грузинскому правительству, негосударственный сектор получил лишь 46 млн евро. Эти средства распределены среди 170 организаций на менее чем 50 проектов, что в значительной мере ограничивает влияние европейской помощи на повседневную жизнь граждан.
Члены «Грузинской мечты» сдержанно упоминают о поддержке ЕС в информационном поле, а в случаях приостановки финансирования уверяют, что европейская помощь «не затрагивает интересы граждан напрямую и не влияет на работу правительства, пенсии, зарплаты, здравоохранение, оборону или другие направления». Такой риторике охотно верят многие грузинские избиратели, которые видят в местных магазинах масло, майонез, сметану, гречку, муку, крупу и прочие продукты российского производства, а на строительных участках вдоль главной автомагистрали страны — китайские самосвалы, бульдозеры и экскаваторы. Внешняя поддержка Грузии дает не вполне очевидные обществу результаты.
Несмотря на возросшую экономическую зависимость от России, грузинские власти подчеркивают, что не планируют восстанавливать дипломатические отношения с Москвой, зато активно развивают стратегическое партнерство с Китаем. Недавно Грузия привлекла китайский консорциум к строительству глубоководного порта Анаклия, который расположен на кратчайшем пути из Китая в Европу и участвует в развитии Транскаспийского международного транспортного маршрута и других сухопутных коридоров, альтернативных традиционному северному пути по территории России. С января по сентябрь 2024 года грузоперевозки по этому маршруту увеличились на 70%, чему отчасти способствовало введение Китаем безвизового режима для грузинских граждан и значительный рост числа перевозчиков, зарегистрированных в Грузии. Сегодня грузинские фирмы активно участвуют в транспортировке товаров в Центральную Азию и Китай, что укрепляет позиции Грузии как важного узла на пути к азиатским рынкам.
Одновременно Грузия углубляет связи с соседними государствами — как на Южном Кавказе, так и на Ближнем Востоке: расширяется торговля, развивается энергетическая инфраструктура, строятся железные дороги, улучшаются транспортные связи. Растущая роль Грузии в регионе отразилась и в скором после выборов потоке поздравлений правящей партии с победой от лидеров Азербайджана, Армении, Турции и Ирана.
Очевидно, «Грузинская мечта» перестала рассматривать Запад как единственный ориентир внешней политики и активно ищет альтернативные варианты, сближаясь с другими геополитическими центрами. Оппоненты правящей партии называют такой курс предательством, однако сама партия предпочитает видеть его как проявление прагматизма.
Последствия
Экономическая зависимость от России, страхи перед войной, консервативные настроения и неочевидность экономических выгод евроинтеграции сыграли на руку «Грузинской мечте».
Сама «Грузинская мечта», добившаяся статуса кандидата на членство в ЕС для Грузии в конце прошлого года и закрепившая курс на ЕС и НАТО в конституции в 2018 году, не спешит двигаться дальше. Реформы, необходимые для евроинтеграции, затрагивают такие чувствительные сферы, как судебная система и защита прав меньшинств, и могут ослабить контроль партии над ветвями власти. Фактически, антизападная риторика «Грузинской мечты» объясняется ее нежеланием проводить преобразования, угрожающие ее политическим позициям.
Чем серьезнее вызовы для власти «Грузинской мечты», тем активнее она смещает европейский вектор Грузии в сторону евразийского, усиливая страхи и опасения по крайней мере части избирателей. Одновременно партия стремится взять под контроль гражданское общество, принимая репрессивные меры врде закона об «иностранных агентах», вызвавшего массовые протесты этой весной.
Акции на улицах Тбилиси продолжаются, «мечтатели», вероятно, удержат власть, что откроет путь для системного давления на оппозицию, неправительственные организации, независимые медиа и университеты. Как заметил Гия Нодия, грузинское общество переходит в режим обороны и находится примерно в таком же состоянии, как украинская армия в Донбассе: сражается, чтобы не потерять больше, но когда видит, что другого выхода нет, организованно отступает.
Но будучи силой прагматической, «Грузинская мечта» вряд ли пойдет на резкое обострение отношений с Западом. Партия, вероятно, рассчитывает, что текущая международная турбулентность — война в Украине, возвращение Дональда Трампа в Белый дом, кризис на Ближнем Востоке и другие глобальные проблемы — дает ей передышку, чтобы укрепить позиции внутри страны. А когда туман рассеется, Запад, по расчетам партии, будет вынужден принять новый статус-кво, сохранив отношения с Тбилиси на их нынешнем уровне.
Разве что эти отношения будут строиться с Грузией не как с кандидатом на членство в ЕС или НАТО, а как с типичной евразийской страной.
